addEvent(window, 'load', initCorners); function initCorners() { var settings = { tl: { radius: 20 }, tr: { radius: 20 }, bl: { radius: 20 }, br: { radius: 20 }, antiAlias: true } curvyCorners(settings, "#floatTip"); }
Хэппенинг, который мы потеряли

17.09.2016
Как снять крутое кино?

Как снять крутое кино?

Основной конкурс 25-го «Киношока» состоял из свежих работ победителей прошлых лет. Поиском новых форм это кино не изобиловало, а рассказывало социальные и человеческие истории. Киноэксперименты были представлены в других программах.

 

Перформанс в кинозале

«Киношок» отметил свой юбилей. Открытому фестивалю кино стран СНГ, Латвии, Литвы и Эстонии – четверть века. За 25 лет фестиваль кардинально изменился. Он появился в 1992 году как площадка для экспериментальных высказываний. На открытии первого «Киношока» зрителей обливали водой из гидранта, а журналистов на пресс-конференцию возили в психушку. Время изменилось, фестиваль стал спокойнее и переориентировался на кинематограф постсоветского пространства, который практически не доходит до российских кинозалов.

Отдельную программу, в которой показывали фильмы-победители «Киношока–92», можно было бы назвать «Хэппенинг, который мы потеряли». Хэппенинг – действо, происходящее по инициативе художника, но им не контролируемое, где зрители, они же участники, дополняют, а иногда и полностью меняют смысл происходящего.

Кино, показанное в этой программе, спустя 25 лет ставит зрителя в ступор так же, как в момент выхода на экран. Актёр Евгений Герчаков представил фильм Вадима Гемса «Стару-ха-рмса», за который он в 1992-м получил приз в номинации «Лучшая женская роль». Выйдя на сцену и оглядев присутствующих в зале школьников, Герчаков сказал, что молодому поколению сложно будет понять происходящее на экране, если они не сделают поправку на то, что это хулиганство с социальным подтекстом. Свет погас, сеанс начался. Показ превратился в перформанс: диск с фильмом оказался бракованным, картинка постоянно замирала, несколько эпизодов повторялись по кругу и минут через сорок школьники демонстративно покинули зал. «Так даже лучше, – улыбался актёр во время сеанса, шёпотом делясь мыслями с сидящими рядом, – такое кино просто смотреть неинтересно, оно должно вокруг себя создавать действо!» После показа, уже на выходе из зала, Герчаков говорил, что, пересмотрев картину, понял: четверть века назад они сняли кино о предчувствии майдана.

Евгений Герчаков представил «Стару-ха-рмса» / Дмитрий Коробейников

Евгений Герчаков представил «Стару-ха-рмса» / Фото: Дмитрий Коробейников

В основном всё современное экспериментальное кино этого фестиваля было сконцентрировано в программе киноальманахов «Омнибус». Фильм-победитель «Россия как сон» (продюсер Андрей Сильвестров) снят участниками и гостями Международного Канского видеофестиваля, который проводится в российском провинциальном городке Канске. Это медитативная череда портретов и пейзажей, сюжетных зарисовок, фрагментов народных концертов и монологов. Участники альманаха попросили разных людей представить день своей смерти. Истории оказались лиричными и совсем не чернушными, хотя чёрному юмору место тоже нашлось. К примеру, одна из героинь, представившая, что её зарежет пьяный муж, говорит в камеру: «Я лежала в луже крови. Я люблю красный цвет, но не в такой же ситуации!». Сам Сильвестров на пресс-конференции говорил, что его не интересует линейное кино, в современном мире такой способ рассказывать истории не способен отражать действительность – гораздо лучше с этой задачей справляются сериалы.

Андрей Сильвестров в центре внимания / Фото: Светлана Ковальчук

Андрей Сильвестров в центре внимания / Фото: Светлана Ковальчук

Коллективные лиризмы хронотопи

Диплом в программе «Омнибус» достался фильму Николая Бурлака «Лиризмы». Это трогательный триптих о забытых публикой актёрах, современных звёздах и организаторах фестиваля «Амурская осень». Понятие «лиризмы» – словно переход к ещё одному неологизму, определяющему суть постсоветского кинематографа. Его ввёл в прошлом году белорусский режиссёр Андрей Кудиненко – «ХронотопЬ». Победив в 2015 году в конкурсе альманахов с этой картиной, в этом он привёз продолжение, снятое молодыми режиссёрами, где  выступил уже в качестве продюсера. На фестивале Андрей распространял манифест, призывающий запечатлевать хронотопь. За основу концепта Кудиненко взял термин «хронотоп» философа Михаила Бахтина. По Бахтину хронотоп – пограничное время-пространство. Хронотопь Кудиненко – время, застрявшие в экзистенциальном болоте.

«Мы не в прошлом и не в будущем, не в капитализме и не в социализме. Вокруг нас – хронотопь. Мы её обитатели», –  говорит Кудиненко о времени, не имеющем вектора.

Хронотопь – это философское определение массовой культуры и проект, ищущий новые формы существования кинематографа, если слово взять в кавычки. А ещё хронотопь – это глагол: бери и хронотопь! Вливайся в интерактивный сериал Кудиненко, снимай свою десятиминутную версию современной мифологии и становись летописцем одного из срезов действительности. Белорусский проект объединяет непрофессионалов, он показывает путь, которым возможно пойдёт кинематограф, оставив за бортом современности классику, не обязательную для ознакомления, а порой и просто мешающую двигаться вперёд. Составные части «Хронотопи» образца 2016-го снимали школьница, журналист, студенты. Это разрозненное и странное полотно, точно передающее суть неологизма, вынесенного в заглавие.

Дмитрий Булныгин и Андрей Кудиненко / Фото: Наталья Четверикова

Дмитрий Булныгин и Андрей Кудиненко / Фото: Наталья Четверикова

Сюрреалистические игры на экране

Другой киноэксперимент – «Чепуха»  – представлял его куратор Дмитрий Булыгин. 28-минутный фильм сделан по принципу игры «Изысканный труп», придуманной сюрреалистами, когда каждый последующий участник дорисовывал картину, видя только небольшой её элемент. Здесь так же: авторы отдельных новелл знали лишь 10-секундное окончание предыдущего фрагмента, который стоило продолжить. По словам кинокритика Виктора Матизена, все эти фрагменты взаимозаменяемы и необязательны. Это кино, где форма довлеет над содержанием. Художественной ценности новеллы не несут и относятся к искусству так же, как к космонавтике болты, крепящие обшивку космического корабля. Подобный принцип использовался и в проекте «Буриме. Игры в темноте», снятом три года назад. Почитать о нём можно здесь.

В этом году программа «Омнибуса» по замечанию критиков и членов жюри не укладывалась в единую концепцию, а чётко разбивалась надвое: фильмы-эксперименты и жанровое кино, состоящие из новелл. К последнему можно отнести «День до», получивший диплом «Киношока». Интервью с продюсером фильма Александром Коттом можно прочесть здесь.

Подобной картиной являются и «Три дома» Зазы Урушадзе – грузинского  режиссёра, номинировавшегося в 2015 году на «Оскар» с политизированным и противоречивым фильмом «Мандарины» о грузино-абхазской войне. «Три дома» рассказывают три истории XIX, XX и XXI веков, связанные с одной картиной. Фильм приза не получил. Главная претензия критиков:  из трёх новелл первая оказалась самой сильной, а на второй и третьей напряжение пошло на спад. Возможно, иной монтаж этих кусков и спас бы ситуацию, но это кино собрано линейно.

Это самолет? Нет! Это Супермен? Нет! Это Киношок!

Это птица! Нет, это самолет! Нет, это хэппенинг, который мы потеряли!

Мировая война экзистенциального болота

Ещё один участник «Омнибуса» – проект «Первая мировая война WWI», спродюсированный Игорем Угольниковым. Новеллы о той войне снимали режиссёры разных стран. Тут и реалистические эпизоды боевых действий в Европе и Турции, и мультипликационные эксперименты о самой сути мировой бойни. Свести всё это воедино у Угольникова не получилось. Если вставленный кусок из фильма «Батальон» смотрится на общем фоне достойно, то обрамляющая новелла о внучке, разбирающей дедов архив, снята на уровне худших российских телесериалов.

Хэппенинг, который мы потеряли, в полной мере выразился именно в этой картине, где интересные авторские высказывания руками продюсера были склеены в зрелище для очень невзыскательного зрителя. Угольников неосознанно доказывает своим проектом, что хронотопь процветает, мы все барахтаемся в экзистенциальном болоте современности, порождая круги на воде, которые глушит тина.