Арсений Гончуков кусает губу
В прокате фильм Арсения Гончукова «Последняя ночь». Режиссёр снимает кино за свои деньги и прокатом занимается тоже сам, не надеясь на продюсеров. Это четвёртая его полнометражная работа. Мы поговорили с Арсением о его последнем фильме и не только.
– Почему «Последняя ночь», ведь действие происходит в течение трёх дней?
– Ну я же не жанровое кино снимал, мне не нужно было детально следовать логике сюжета. Здесь метафора, глубинное течение, тема ухода, последнего периода жизни. К тому же звучит хорошо.
– Просмотр картины «Последняя ночь» вызвал у меня когнитивный диссонанс. Иван запускает свою болезнь, при том что он знаменитый доктор и наверняка знал о ней. Он светило науки и по определению не может быть фаталистом, но, как мы видим, он фаталист. Если следовать «заповедям» Роберта Макки, да и советам авторов других книг по сценарному мастерству, тут стопроцентный провал. Это сделано намеренно?
– Да, намеренно. Я могу сам назвать ещё несколько сценарных «провалов». Упоминать Макки здесь вообще некорректно. Это кино принципиально не сюжетное. Действие и предыстории героев вымараны. Можно было бы сделать несколько сильных сцен, к примеру, после встречи со своей бывшей любовью, главный герой видит её с мужем, а потом возвращается к своей ассистентке и говорит: «Вылечи меня, я хочу жить!» Но, я считаю, такое кино малоинтересно. Я предугадываю эти «неожиданные» повороты, и становится скучно. Здесь сюжет «притоплен». Как только мы начинаем играть крепкую драму, исчезает кино состояния, настроения. В жизни ведь именно так, а кино – метафора жизни. Люди редко говорят высокопарные слова, а когда говорят, звучит это неестественно. Почему герой идёт к смерти, фаталист он или нет – решать зрителю. Трактовки могут быть разные, я к этому стремился. Один из зрителей сказал: «Зачем ему жить? Одну он не любит, с другой разведён…» Он понял так. Вообще же «Последняя ночь» родилась из последнего кадра фильма «Сын», и герой, по сути, – самоубийца.
Почему герой идёт к смерти, фаталист он или нет – решать зрителю. Трактовки могут быть разные, я к этому стремился
– Ты сам веришь, что человеку даётся только одна любовь?
– Это тоже тема для дебатов, провокационное утверждение, личная правда, которая заостряет мир. Я имел в виду, что если потерял любовь, её уже не догонишь. Бродский говорил, что можно даже вернуться на место преступления, но на место любви нет смысла возвращаться. У героев ведь эта встреча не складывается. Я к этому фильму шёл лет восемь. Там мысли и чувства, которые меня волнуют все эти годы.
– Веришь в загробную жизнь?
– Этот вопрос не имеет смысла. Если она и есть, то на совершенно другом уровне. Ведь сознание и личность не сохраняются, они привязаны к генам, к физиологии. Поэтому смерть – финал человеческой жизни.
– Кем человеку даётся только одна жизнь и только одна любовь?
– Богом. Есть высшие силы. Я верю.
– Зачем в фильме обнажёнка? Для привлечения зрительского внимания?
– Вот если бы мы были лично знакомы, ты бы такого вопроса не задал. Там всего две сцены, и они вполне обоснованны. В начале голая девушка символизирует жизнь, любовь, красоту на контрасте со смертью. В постельной сцене тоже нет никакого перегиба, пошлости, хотя можно было и покруче снять, если бы эпатаж входил в мою задачу.
– Ты весел и ироничен в соцсетях, но в твоих фильмах нет ни капли иронии, они даже не драмы, а трагедии. Почему так?
– Ну, в «Последней ночи» ирония есть. Сцена с парнем на вокзале. Но в целом ты прав. Кино для меня – это территория искусства, исповедь, там неуместен тон, которым я пишу в «Фейсбуке», сидя на кухне в семейных трусах с рюмкой спиртного. Представь ситуацию: приходит к священнику девушка на исповедь, а потом он её встречает на улице, хохочущую с молодым человеком. И священник ей говорит: «Вы сегодня такая весёлая, почему же вы были очень серьёзной, когда приходили ко мне в храм?»
Кино для меня – это исповедь, там неуместен тон, которым я пишу в «Фейсбуке», сидя на кухне в семейных трусах с рюмкой спиртного
– У тебя все фильмы короткие, как выстрел, чуть больше часа. Почему? Боишься утомить зрителя?
– Отчасти. Час-полтора – идеальное время на историю. «Последняя ночь» перемонтировалась несколько раз, первая версия длилась 2,5 часа, финальная – 70 минут. Внутренняя структура кардинально меняется от хронометража, темпоритма, иначе расставляются акценты. Сам материал диктует структуру.
– Молчаливость фильма тоже продиктована материалом?
– Мне интересен эксперимент. Я пишу стихи и знаю цену словам. Молчаливость – борьба со временем, а также и гармония с ним. Время очень важно, когда мы говорим о смерти.
– Если бы тебе дали денег и поставили условие снять жанровый фильм. Что бы это было?
– Мне из жанрового кино, хотя я его в целом не люблю, нравится космическая фантастика, мистика, ужасы. «Сияние», «Чужой», «Терминатор-2» – гениальнейшие фильмы. Снял бы, наверное, хоррор или триллер. Первый «Сайлент-Хилл» мне, к примеру, понравился. В таком кино много для меня близкого: гнетущая атмосфера, паузы, резкие сломы.
Но в целом ты спросил о невозможной ситуации. Сейчас если приходит продюсер, то приносит сценарий отстойнейшего сериала.
Кто хоть раз в жизни не сидел под одиноким деревом? / Кадр из фильма «Последняя ночь»
– Что бы ты делал сам в свой последний день, последнюю ночь, зная, что до рассвета не доживёшь?
– То же самое. Поехал бы к морю, или напился.
– Почему режиссёры так любят одинокое дерево: Бергман, Тарковский, Звягинцев… Гончуков?
– Ну, это один из штампов авторского кино, который каждый обыгрывает по-разному. Автобусная остановка в ночи тоже из этой категории. Нас ведь тянет туда. Кто хоть раз в жизни не ночевал на остановке или не сидел под одиноким деревом? Мне нравятся такие места. Созерцательный склад ума тому виной. Сын у меня, кстати, такой же. Мы можем поехать на озеро и ночью часами молча сидеть на берегу, смотреть на звёзды.
– Тебе когда-нибудь хотелось что-то экранизировать? Ну, так, что прочёл и увидел, как это можно показать на экране?
– Ни разу. Я филолог по образованию и разделяю литературу и кинематограф.
Снял бы, наверное, хоррор или триллер. Первый «Сайлент-Хилл» мне, к примеру, понравился
– Кто из твоих героев тебе наиболее близок: афганец из «1210», парень из «Полёта», герой «Сына» или «Последней ночи»?
– Герой фильма «1210». Это неочевидно, у нас совсем непохожие биографии, но сущность, характеры – одни. Мне друзья не раз говорили, что я снял кино о себе. Между мной и камерой – стена, я не появляюсь в своих фильмах, даже в камео, но все герои в чём-то – я на определённом жизненном витке, а этот афганец – больше всех.
– У тебя на плакате «Последней ночи» написано: «Осторожно, авторское кино». Ирония понятна, но зачем зритель должен смотреть авторское кино, ведь в жанровом кино, блокбастерах все темы те же, что и в авторском: любовь, смерть, дружба, предательство, измена?
– Всё очень просто – умным и интересным людям надо что-то потреблять.
PS: Прокатчиков у «Последней ночи» нет, и она распространяется в кинотеатрах страны так называемым «Самокатом» – проектом, который создал сам Арсений, дабы миновать сложную и дорогостоящую систему логистики, сложившуюся в современном кино. В Краснодаре показу картины способствует проект StrangeFilm.org. Все желающие также могут помочь довести фильм «Последняя ночь» до зрителя в своём городе, договорившись с местными кинотеатрами. Возможно, этот метод проката станет одним из действенных механизмов распространения малобюджетного авторского кино в кризисное (и не только для индустрии) время.
