Встретились как-то три друга. Жили на одной улице, а потом разбросала их судьба. Один стал либералом, другой – патриотом, а третий – священником. И решили они посмотреть фильм «Левиафан», о котором только и говорили все вокруг.
А как посмотреть? В кинотеатрах не идёт, только пиратская версия в Cети.
– Я не могу, – говорит либерал. – Это интеллектуальная собственность. Мы обкрадываем режиссёра!
– А я могу, – пошёл в спор патриот. – Говорят, он там Россию помоями поливает. Хрен я за это деньги платить буду!
– Да ладно вам, – сказал священник. – Они его сами, небось, в Интернет и выкинули, режиссёр да продюсеры, чтобы скандал раздуть и очков перед «Оскаром» набрать.
Поспорили, поспорили и таки сели смотреть. И странная штука получилась – кино одно, а мнения у всех разные. Либерал с патриотом не заметили, как ящик пива на двоих выпили. Священник две рюмки кагора опрокинул, а потом не сдержался, да и тоже стакан «Хадыжей» тяпнул.
– Тут всё прозрачно, – снова начал либерал. – Государственная машина поглощает маленького человека, и нет у него шансов в России, где коррупция стала национальной политикой. Все мы знаем про дворцы и предприятия, принадлежащие высшему руководству и церковным иерархам…
– А в других странах что, не так? – парировал патриот. – Да и где вы здесь Россию увидели? Эта история могла произойти где угодно. Не зря же за основу были взяты события из американских газет. Убрать русский язык, мелкие приметы – и это кино вполне могло бы быть снято в Швеции, Америке, Германии… Раздули, понимаешь: правда о России, правда о России… Тьфу!
– Это библейская история, – вклинился священник. – Николай – Иов, которого Господь решил проверить и отдал в руки дьяволу. Потеряв всё, Иов не отрёкся, и вернулось к нему счастье. У героя фильма другая судьба. Есть тут и параллели с изгнанием из рая, но образ снова перевёрнутый. После грехопадения и ухода из Эдема у Адама и Евы рождаются дети. Тут же только говорят о ребёнке… Мэра города наставляет архиерей. Это же разговор Авраама с Богом. Но иерарх здесь не Бог, а сатана. Все постоянно говорят о Боге и при этом предают, изменяют, лжесвидетельствуют, оскорбляют родителей, чревоугодничают… Полный набор смертных грехов. Это же Содом! Здесь царит дьявол. Поэтому Аврааму-мэру даже в голову не приходит, что он исполняет волю тьмы под личиной Всевышнего, к Иову не возвращается счастье, а у Адама и Евы не рождаются дети. Здесь это невозможно. Город настолько погряз во тьме, что пути к свету уже нет. Весь мир – Содом.
– Что это вы всё под свою Библию подводите, – снова взял слово патриот. – Вспомните сцену на дне рождения Степаныча. Он достаёт портреты генсеков СССР и предлагает использовать их в качестве мишеней для стрельбы. Эти люди расстреливают свою историю. Моральные уроды! Они достойны тех чиновников, которые ими правят. Откуда в городе взяться другим? Полная деградация, корни забыли, ни о чём, кроме бухла и наживы, не думают.
– Какая это история?! – подхватил либерал. – История семидесятилетнего рабства? Они хотят уйти от неё, забыть, стать свободными, но они же её порождение. Все мы родом из СССР. Поэтому стремление к свободе заглушается водкой и выливается в такие фрейдистские поступки, как стрельба по портретам. Эдипов комплекс. Дети разложившейся страны.
– А вы в этой сцене ничего, кроме портретов, не увидели? – возмутился батюшка. – Собутыльники забыли гвозди и не могут прибить портреты к бревну. Они же римские легионеры на казни Христа!
– У святого отца каждый гвоздь с распятием ассоциируется, – не выдержал либерал.
– А как же иначе? – возмутился священник. – Этот фрагмент к сюжету не относится, значит – символ. Кино-то о христианстве, а не о том, как царь Пётр корабли строил. Там бы гвозди другое означали.
– Бросьте, – вступил патриот, – главный герой вообще не верующий. Он там пьяный в разрушенном храме долго на икону пустыми глазами смотрит.
– Усекновение главы Иоанна Предтечи, – перебил священник.
– Что? – хором спросили патриот и либерал.
– Икона так называется… – ответил батюшка и задумался.
– А мне пейзажи понравились, – сменил тему патриот, – наши северные пейзажи. В сцене встречи друзей на вокзале на героев вообще смотреть не хочется – разглядываешь водонапорную башню в бликах заката… Ну и море, кит…
– И скелет на берегу, – съязвил либерал. – Скелет советской империи. Давно сгнил, одни кости остались. Последний гвоздь в гроб СССР.
– Библейское это море, – не унимался священник. – Содом был погребён под волнами Мёртвого моря. Оно мертво в метафизическом смысле, с разбитыми кораблями и скелетом неведомо когда издохшего Левиафана. Зачем морскому змею кого-то пугать? Здесь всё страшнее, тут ад, созданный людьми на земле. Море замерзает. Этот Содом не будет сожжён, он уже не от мира сего, он трансформировался в преисподнюю и сросся с ней. В жуткие времена живём…
– А живой кит тогда что символизирует? – подлил масла в огонь патриот. – Тут всё как угодно можно толковать.
– Ну, если боишься признать, что живёшь в сырьевой стране, страдающей ломкой без нефтяной иглы – то да… – не уступал либерал. – Однозначно всё, нет никакого просвета, нет надежды. Валить надо.
– Если они свалят, им где-то лучше будет? – не скрывал раздражения патриот.
– От себя не сва.. не убежишь то есть, – перекрестился батюшка.
Троица помолчала, и патриот внезапно сказал:
– А жена его всё-таки шалава!
– Шалава, – согласился либерал.
– Ваша правда, – вздохнул священник.
На том и порешили.